t_a_t_y_a_n_a

Неоспоримо, государыня предпочитает изящество и утончённость, потому что она чувствует себя обязанной нравится, как нравится другим. Она часто принимает ванны. Она не располагает специальным помещением для этого. Она окунается в большой чан с крышкой, который сначала подогрели на двух железных треногах. Потом она душится розовой водой из Прованса и водой с муксусной фиалкой, которые она приказывает также класть в саше в своё бельё. Прежний привкус, напоминание о её детстве.

Это Бретань, которая более, чем когда-либо присутствует при французском дворе через неё. Не есть ли у неё её головной убор, её витой шнур кордильера, горностай её края, чья белизна символизирует чистоту, дорогую каждому Монфору, и ещё её бретонская стража, которая её сопровождает и за ней следует повсюду, не считая её музыкантов и её борзых, которых она приказывает привезти с ревностной заботой из Верхней Бретани? Настоящий аромат, который захлёстывает Блуа, это аромат её края. Отсюда, несомненно, любопытным контрастом, эта необычная обстановка, очаровательная и милая также, от королевского величия и непритязательности провинциализма. Если королева страстно желает вина из Бургундии, которым она чествует своих приглашённых, она получает, как оттуда, сюда, с устрицами, морской рыбой и хлебом, что она приказывает изготавливать ревниво, как раньше, в Нанте и Ренне.

И как эта обстановка оживляется и живёт! Начиная с шагов лошади, крика птицы в вольере, как в её комнате, от картин, стенных ковров, приглушённого смеха молодой девушки, лая собаки, верного компаньона счастливых дней. Ибо эта энергичность, которую она несёт в себе, нужно, чтобы она била отовсюду. Чтобы обрушиться на непреклонный этикет и ему дать душу. Свою.

Душу, которая искрится, и которая, в своём зените закончит тем, что угаснет потихоньку, вплоть до исчезновения в глубине земли…

Март 1511 г. Анна очень больна. Опасаются за её дни. Ей, однако, только 34 года. Де Бюрго, внимательный посланник Маргариты Австрийской, пишет: «Вчера ночью у неё появился очень сильный жар и другие осложнения, так, что её жизнь была в большой опасности. Сегодня она чувствует себя достаточно хорошо; но сегодня вечером болезнь усугубляется, так что она была в смертельной опасности». И продолжает: «Ночь была очень плохая; больная потеряла речь. Однако после того, как получила причастие, она почувствовала себя лучше». Тревожное положение, к счастью, без продолжения, поскольку 4 апреля дипломат возвещает своей хозяйке о скором выздоровлении. И другие события, другой природы, намного более счастливые, заставляют очень быстро забыть то, что было желаемо, как простой инцидент.

Де Бюрго объявляет 24 сентября, что королева снова беременна, что, даже, она начинает чувствовать, как шевелится её ребёнок. «Король и весь двор ощущают живое ликование; по природе этих шевелений врачи предсказывают, что этот ребёнок будет мужского пола». Какая наука или какое предчувствие! Ибо 23 января 1512 г. другой наблюдатель докладывает: «Позавчерашним днём, который был двадцать первым этого месяца, в три часа после полудни королева разродилась сыном.» Но он продолжает, очерчивая в нескольких словах отчаяние четы не иметь никогда дофина: он «не имел признаков жизни, от чего король сильно был опечален».

Четвертый ребенок Людовика XII и Анны. Второе разочарование: всегда нет живого наследника. Первая надежда, первое поражение в 1503 г.; вторая надежда, второе жестокое отчаяние в этом месяце 1512 г. И однако этот мальчик, столь ожидаемый, так пламенно желаемый, начиная с первого брака 1491 г. с Карлом, должен стать неизбежно спасителем: тем, кто унаследует трон и скипетр; тем, кто также, помешав проектам Франциска де Валуа, возложит на себя корону Франции. Это же отложит вопрос «помолвленных» в 1506 г. и найдет для Клод партию более интересную, более соответствующую обетам Анны… Но нет, всё это только химера. Горе, жестокое, здесь. Столько надежды в течение девяти месяцев ради ничего, ради смерти…

Есть более тяжелое, более беспокоящее. Даже если Анна страдает от этих повторяющихся поражений, ещё молодая она может надеяться на другого ребёнка, настоящего дофина на этот раз! Мечты момента, ибо судьба безжалостно ожесточается против неё. По меньшей мере дюжина беременностей за двадцать лет. Трудные роды во времена, когда медицина примитивна и беспомощна, которые заканчиваются угрозой состоянию здоровья матери. Она, которая, вплоть до 1511 г., практически никогда не была больна, на которую только давила, в некоторые моменты, большая усталость, она в эти годы, 1511-1512, поражена болями, которые одолевают её вплоть до беспокойства её окружения.

После своих последних несчастливых родов Анна больше не чувствует себя хорошо: она потеряла много крови, у неё жар. Когда её врачи её обследуют, чтобы сформулировать диагноз и попытаться приостановить болезнь, она отвечает, что она чувствует боли в области мочевого пузыря, что почки причиняют её боль, сильную боль. Это камни в почках! Порода песка отравляет мочеспускательные пути… И что делать, как не оставаться в тепле, в комнате и принимать некоторые микстуры? В мае 1512 г. Анна всё ещё лежит в постели, страдая. Ждать, это пройдёт, несомненно, это, вероятно, только кризис… Ждать… Оптимизм медицинского персонала и даже самой больной, который закончится принятием болезни в терпении и новом обретении надежды. Бретонка никогда не признаёт себя побеждённой: завтра будет лучше, вчерашние дурные предчувствия будут не более, чем плохим воспоминанием. Всё заново начнётся, как прежде: смех будет раздаваться снова в прославленном жилище.

Увы, безмятежность не торжествует над смертью. В конце 1513 г. болезнь обостряется. Упорствуют в своей надежде. На некоторое время – после Нового года – её последний праздник Рождества – Анна, вопреки себе и вопреки Богу, Деве и всем святым, в безнадёжном состоянии. Отчаявшись, она готовится к смерти. Она исповедуется, просит прощения у всех тех, кому она навредила. Она составляет своё завещание, в котором она доверяет охрану своих дочерей и управление своим имуществом Луизе Савойской. Это последнее распоряжение может удивить, если вспомнить суровое соперничество, которое разделяло двух женщин. В действительности, Анна, очень здравомыслящая, хорошо знала, что, когда она умрёт, спроектированный союз между Клод и Франциском будет реализован, поскольку она вплоть до этого времени единственным человеком, способным воспрепятствовать свадьбе. Небо её призывает и ей мешает противодействовать превосходством. Она приспосабливается к его воле.

2 января она поражена ударом неистовой силы. Замок Блуа затихает в приближении катастрофы. Последняя происходит утром понедельника, 9 числа, после дней и дней невыносимого страдания. Всё завершено. Королеве не было тридцати семи лет.

Эта кончина любимой жестоко ударяет по Людовику XII. В течении нескольких дней он остается невидимым. В самой глубине своего горя он просит только умереть ему самому. Что касается Клод Французской, в возрасте четырнадцати лет, она плачет горючими слезами. Для Рене, её сестры, вообразим на мгновение единственно горе, что она может разлучиться в возрасте трёх лет с матерью, которую она никогда не обнимет. Разделённая эмоция: «Каждый находящийся рядом, говоря молитвы и […] с незапамятных времен не видели до этого дня самого большого сожаления. Ибо не только принцы и принцессы, но люди всех сословий, которые там были, казалось, не имели другого занятия, как плакать, заламывать руки и кричать» повествует «Рассказ о погребениях».

Королева мертва, врачи и аптекари спешат набальзамировать её тело, и, во исполнение последней воли королевы извлекают её сердце, чтобы заключить его в золотой ящик, чтобы его передать по завещанию возвысить память в Бретани. Таким образом, символически, её сердце продолжит биться после неё для её единственной родины, края герцогов. В остатке, её смертная оболочка последует за судьбой королев Франции. Она будет погребена в Сен-Дени.

Безутешный король осуществляет для своей дорогой супруги выдающиеся погребальные церемонии. Он приказывает Пьеру Шоке, прозванному «Бретань», герольду королевы, организовать грандиозные похороны, должны будут оставить след в умах и памяти через века. Быть исключительным случаем, исключительной торжественностью.

Это правда, что Анна благословлена посмертно знаками почтения, которые затмевают всех предшественников. Они были до такой степени образцовые и примечательные, что они служили, в течение веков, моделью мест погребения того жанра. Для этих исторических соображений, поскольку также этот распорядок свидетельствует одновременно о скорби короля и о могуществе покойной королевы, они заслуживают быть тут упомянутыми.

Все начинается, вероятно, в безобидной манере. В течение пяти дней только нищенствующие монахи проводят службы подле бренных останков. Но в пятницу 13-го к полуночи тело переносится в почетный зал, увешанный шелковыми с золотой нитью стенными коврами, представляющими Кару и Разрушение Иерусалима. Королева тут помещена, с закрытым лицом, на парадном ложе, покрытом золотой тканью и окаймлённым горностаем. Рядом с ней алтарь, богато украшенный и отделанный золотым витым шнуром. Она одеты в королевские одежды. Голова покрыта короной, тогда как скипетр и рука правосудия положены справа и слева от неё.

Она остается так с субботы до вечера понедельника. Монахи произносят молитвы и служат мессы. Тогда только принцы, принцессы, придворные дамы и фрейлины, так же, как офицеры её дома допущены созерцать останки, в слезах и стенаниях. Ибо не могут видеть по-другому видеть Анну Бретонскую, дважды королеву Франции, чем в её последней роскоши, в пышности её выдающегося сана.

Восемь дней после кончины, в понедельник 16-го, имеет место погребение в гроб из дерева, продублированный свинцом. Плач и жалобные вздохи удваиваются, когда набрасывают вуаль на лицо умершей, когда её тело окончательно исчезает от всех взглядов.

Во вторник зал полностью задрапирован черным сукном. Гроб помещён в центре на двух подмостках. Простота и скудость: помещают там только скипетр и руку правосудия. Целых двенадцать свечей из белого воска, расположенных вокруг, горят ночью и днём, пока служат каждый день четыре больших мессы, где поют прелаты и певчие из королевской капеллы. Так в течение пятнадцати дней. Дней скорби и молитв.

В пятницу, 3 февраля, около двух часов послеполудни, бренный прах выходит, наконец, из королевского замка. Его переносят в церковь Святого Спасителя, предшествуемый и сопровождаемый пышным кортежем. Там, в частности, Франциск де Валуа, отныне наследник короны, Франциск Алансонский, Анна Французская, герцогиня де Бурбон, дочь Людовика XI; Луиза Савойская и её дочь, Маргарита, герцогиня Алансонская[1].

Только на следующий день, в субботу 4 февраля, добрым утром проведена торжественная служба. В конце её Гийом Парви, исповедник королевы, произносит первую часть погребального похвального слова. Он выбирает темой слова священного Писания Defecit gaudium cordis nostril: смерть – это радость нашего сердца.

Около двух часов после полудня гроб помещён на четырёхколёсную повозку, покрытой тканью чёрного бархата, которую тянут шесть лошадей с чёрной упряжью. Перед кортежем шесть лучников из охраны короля отодвигают толпу, прибывшую из Тура, Амбуаза, со всей Турени…

Таким образом начинается последний переход к Сен-Дени. Клери, Орлеан, Этамп и вот аббатство Нотр-Дам-де-Шамп, у ворот Парижа, куда прибывают в воскресенье 12 февраля утром. Парламент, монахи приходят встречать тело усопшей. В дверях церкви его ожидают архиепископы Санский и Дольский в сопровождении нескольких других епископов. После службы по покойным в течении ночи кортеж вскоре движется по дороге к Нотр-Дам де Пари.

Во вторник, 14-го, столица встречает мёртвую королеву большой церемонией и большой скорбью. Каждый житель поставил перед своим домом чёрный горящий факел по всей длине улиц, часто затянутых чёрным. Между почётным рядом, составленным королевскими лучниками, проходят чередой медленными шагами все парижские личности: среди них соборный капитул, сановники Парламента. Края балдахина держат четыре председателя судебной коллегии. Весь двор, принцы и принцессы крови там, начиная с Блуа, чтобы сопровождать свою королеву вплоть до её последнего жилища.

Нотр-Дам! В сердце хоров серебряная часовня, освещённая тысячью двумястами восковыми свечами. Повсюду на алтарях три тысячи восемьсот больших свечей горят светом, напоминающим о сиянии души покойной.

Утром 15 февраля торжественная служба проводится Филиппом де Люксембургом, кардиналом Манским и родственником покойной. Гийом Парви говорит вторую часть своей погребальной хвалебной речи, начатой в Блуа на тему запечатления грусти, выдержкой из Писания, Convertus est in luctum chorus noster. Наш клирос окутан печалью. Толпа принимается плакать.

Тем же вечером конвой прибывает в Сен-Дени. На следующий день после последней службы Гийом Парви произносит третью и последнюю часть своей речи с хвалой королевы. Он заканчивает этими словами: «Я здесь клянусь, как я исповедуюсь, причащаюсь, что она умерла без совершения всякого смертельного греха.» После чего кардинал Манский даёт отпущение грехов. Потом гроб опускается под свод перед главным алтарём, что Людовик XII приказал приготовить для него и для своей жены после своего второго брака. Оно расположено на железных перекрещенных барьерах. Мало земли… Потом герольд «Шампань» выдвигается вперед, требует тишины и говорит: «Герольд бретонцев, исполните ваш долг». «Бретань» тогда восклицает сильным голосом: «Королева самая христианнейшая герцогиня, наша государыня и хозяйка умерла. Королева умерла. Королева умерла.»

Потом, после поцелуев уважения «Бретань» кладёт на гроб руку правосудия, скипетр и корону. Тогда только народу разрешено приблизиться. Спектакль живой и впечатляющий королевскими знаками отличия, открыто лежащими на гробу. Толпа стонет и плачет; каждый предаётся размышлению на короткое мгновение перед телом. В течение всего следующего дня люди спешат в большом количестве из Парижа в Сен-Дени, чтобы отдать последние почести той, которая была их королевой на протяжении двадцати двух лет.

Людовик XII всё ещё в самой полной печали. Он носит горе в чёрном, как это делала Анна во время кончины Карла VIII. Он требует, чтобы все, принцы, послы, придворные являлись к нему одетые в тёмные одежды. Надо так, чтобы в течение нескольких недель, игры, танцы, представления фигляров и комедиантов были запрещены во всём королевстве. Национальный траур в некотором роде для короля пятидесяти одного года, ставшего безутешным вдовцом.

Но Анна, которая знала, что воспоминание о ней при дворе Франции не продлится долгое время, сделала так, чтобы её сердце покоилось в её горячо любимой стране. Оно было помещено в золотом сердце, увенчанном короной и окружённой золотым витым шнуром. Снаружи можно прочитать это четверостишие:

В этом маленьком золотом погребальном сосуде, чистом и munde

Покоится одно самое большое сердце, что когда-либо имела дама

Анна было имя той во Франции дважды королевы,

Герцогини бретонцев королевской и государыни.

Тело Анны покоилось уже несколько недель в Сен-Дени, когда прибыл реликварий и его драгоценное содержимое в Нант, достойно экскортируемые бретонские сеньоры. Он был сначала помещён с большой церемонией в церкви Шартрёз. Немного позже, 19 марта, сердце принесено в церковь монастыря кармелиток, где была уже могила Франсуа II, отца королевы. Улицы затянуты чёрным; колокола города вызванивают похоронный звон.

Служат торжественную службу в течение которой сердце покоится на катафалке, более красивом, чем в Блуа, Париже или в Сен-Дени. После чего драгоценная реликвия помещена в великолепный мавзолей, что Анна Бретонская приказала возвести в честь своего отца и который Мишель Коломб изготовил с таким талантом. Союз Монфоров уже после смерти, через Историю и легенду; ибо, думала Анна, это было хорошо там, в Бретани, что увековечит навсегда воспоминание самое верное, самое исключительное, через века.

Разделение на две части тела Анны после её смерти иллюстрирует то, чем была её жизнь. Она остаётся бретонкой в загробном мире, даря своей родине –матери свидетельство самую драгоценную свою привязанность. Сознание своей принадлежности и специфического достоинства. Но, в то же время её погребение в Сен-Дени это знак её королевской предназначения. Предназначение слишком затенённое вплоть до настоящего. В знаменитом месте погребения королей Франции она воссоединится с Карлом VIII; она опережает на несколько месяцев Людовика XII. Хотят того или нет, она принадлежала к великой династии Валуа, вплоть до могилы.

Проходят грозы и шквалы Революции… Знаменитое кладбище французского королевства не более, чем на изображениях. Но остаются знаки почтения, ещё хорошо заметная в наших глазах, что есть в замках Нанта, Амбуаза и Блуа. Места уединённые в настоящем, когда тяжёлые ворота снова закрываются за последними посетителями, память ещё затуманивается прошлыми воспоминаниями. Хозяйки этих мест, та, которая показывала все свои причины быть в этих роскошных жилищах, нет больше. Королева Анна мертва. Блуа угас, вдов.

Замок Блуа, плакать не перестаёт

И занимай время, время такое, какое найдёшь;

Ибо я уверен, что такую хозяйку,

Которую у тебя была, больше не найдёшь.

Но Анна часто посещает наши мысли, чтобы осветить ещё раз этот образец истории, знак вечности!

[1] Будущая Маргарита Наваррская (прим. автора)